Уважаемая газета! Я хочу рассказать вам историю, случившуюся со мной и моим другом Антоном. Не было человека, который знал бы Антона лучше, чем я. Мы с ним вместе росли, вместе учились, вместе заканчивали художественную школу и мечтали стать известными художниками. Мы изводили рисунками множество альбомов для рисования, соревнуясь друг с другом, и всегда Антон был на шаг впереди меня. В итоге я понял бесплодность моих попыток и вовсе забросил рисование.
Зато для Антона оно превратилось в смысл жизни. Он был одержим рисованием. Чем старше он становился, тем сильнее эта одержимость проявлялась. Антон носился по всему городу со своими рисунками, пытался организовать свою выставку, напечататься в журналах… Но, как часто происходит с по-настоящему талантливыми людьми, он оставался непонятым. Его картины и впрямь были необычны и жутковаты. Одну из них он подарил мне, и мне стоило большого труда заставить себя не снять ее со стены — чересчур экстравагантны были и краски, и сюжет картины. Но что нарисовал ее воистину талантливый человек, сомневаться не приходилось. Во все свои творения Антон вкладывал нечто большее, чем просто хорошую рисовальную технику – он вкладывал саму жизнь.
Помимо рисования картин Антон постоянно читал жизнеописания великих художников. Однажды он прибежал ко мне, как обычно нервный и взбудораженный, и ткнул мне в нос какой-то очередной фолиант. Я обреченно начал читать, но постепенно увлекся. В книге говорилось про феномен, известный как «мраморная чума». А именно, черные пятна, образующиеся на старинных мраморных скульптурах. Автор книги считал, что камни, в которые великие мастера вдохнули частицу своей души, приобретают способность жить самостоятельной жизнью, а значит, и болеть. Язвы и пятна образуются на них, как правило, вскоре после смерти их создателей.
После прочтения книги я высмеял Антона. Я немного разбирался в химии и попытался объяснить ему, что на самом деле его «мраморная чума» — это колонии грибков, выделения которых разрушают камень. Но он не стал меня даже слушать. По его словам, каждое по-настоящему гениальное творение несет частицу души его создателя и после его смерти теряет эту частицу, и потому исчезает с лица земли, и так далее, и тому подобное… В общем, мы впервые поссорились. Антон вылетел из моего дома пулей, а я с чувством глубокого садизма снял со стены его картину и задвинул в кладовку.
Прошло несколько месяцев. С Антоном мы не виделись и не созванивались. И вдруг, в каком-то совершенно обыденном разговоре я узнал, что он уже месяца два как погиб в автокатастрофе. То, что я испытал, сложно описать. Он умер, а я так и не помирился с ним. В порыве запоздалого раскаяния я вытащил из кладовки картину, развернул мешковину, в которую она была закутана, — и застыл. На холсте ничего невозможно было разобрать из-за черных пятен, сплошь усыпавших холст.
Несколько мгновений я в ужасе смотрел на картину, пытаясь убедить себя, что она отсырела, потому что я плохо ее хранил – а потом бросился бежать к Антону домой. Его мать неохотно проводила меня в его комнату, сплошь завешанную его картинами. Точнее, тем, что осталось от его картин, потому что каждую усеивали безобразные черные пятна, полностью скрывающие изображение.
А. ДАВЫДОВ,
г. Н. Новгород.